Мария Мелех - Сны Бога. Мистическая драма
«Это вроде как проблема бездуховности нынешней молодежи, – пояснил мой напарник. – На нас возложена серьезная миссия, малыш. Мы можем оправдать в глазах этих полузадушенных викариев парочку поколений. Как тебе?». И он удалился в свою мастерскую, гордо вознеся нос, похожий на картофелину, состроив постную мину и закинув на плечо футляр с кистями, будто крест. Я не удержался от смешка.
Правду сказать, я опасался за собственные представления о Боге, которых от меня ждал пропахший известью зал. Мое восприятие христианства не выходило за пределы распятий и молитвенников, атрибутов церковных служб, куда меня загоняли – скорее, по семейной традиции, нежели по искреннему волеизъявлению. Христом я восхищался и честно признавал, что мне его подвиг кажется непосильным. Если говорить еще более хлестко и беспощадно (по отношению к себе, разумеется) – я предпочитал держаться от него в стороне, хотя внушенный в детстве символ веры засел в подкорке каменной аксиомой. И пусть критичный юный исследователь во мне и заявлял, что сие есть беспомощная человечья интерпретация утерянных и неотличимых от дымки над горизонтом фактов, но чувство долга и обязательства оправдать надежды этого ушедшего неизвестно куда героя, скребло по ткани души. Положа руку на сердце, ощущение было не очень приятным. Потому я испуганно замер перед необходимостью воплотить его в цвете.
Но Джереми сказал: «Не бойся». Несмотря на продажность, он умел время от времени убеждать в своем таланте. Из тех сотен и сотен полотен, которые он начал, набросал или создал при мне, пара десятков действительно пробирала дрожью до костного мозга. «Долго не думаем. Рисуем ангелов и апостолов, – решил он. – Давай-ка обманем их и похерим вековую пастораль. Холод, пронзительность, жесткость – наша концепция».
Мы приберегли эгоцентризм и самодостаточность до полноценной выставки, и на этом рекламном подиуме отработали в одном стиле. Приглядевшись, уже к концу третьего дня я бескомпромиссно понял, что наши «холод, пронзительность и жесткость» подозрительно напоминают штрихи Эль Греко. Джереми, недолго думая, объявил основной цвет неправдоподобно синим и леденяще голубым – и сходство вроде бы пропало. Я старался не всматриваться – рисовал с открытыми глазами, но при встрече с советом попечителей их зажмуривал.
Таких отблесков и воплощенных духов ушедших мастеров в наших триумфах перебывало немало. Утешала лишь правота Джереми, рассуждающего о том, что истинное вдохновение можно оставить для выставок, а выполнение проектов на заказ от подсматривания за другими не испортится.
На удивление, все прошло благополучно. На церемонию открытия слетелись все местные мухи и несколько представителей более крупных классов насекомых, которым это полагалось по чину. Нас запомнили, как выразителей чаяний и надежд на собственное спасение, делегированных от падшей молодежи. Я плохо улавливал смысл помпезных речей, но мой коллега перевел мне их после: «Нам очень жаль, что мы так мало внимания уделяем нашей духовности. Теперь мы раскаялись и трудились в поте лица, дабы избежать Геенны Огненной». И добавил: «Ты так мило хлопал глазами, что чуть не разочаровал любителей жареного. В следующий раз, если нам придется разыгрывать кающихся грешников, я напою тебя накануне, чтобы твоя погибшая душа выглядела правдоподобнее».
Приблизительно так все начиналось, и судьба сразу явила мне портрет Джереми, вполне сходный с оригиналом. Жаль только, что я уже носил розовые очки: жизнь баловала меня. Я привык к Глэдис и ее роскоши – они стали неотъемлемой частью повседневности. Жена не щадила денег, вкладывая их в мой талант, имидж и просто развлечения. Теперь у меня появилась и мастерская в богемном районе Лондона. А после «духовного опыта» собственной рекламы – мушки перед глазами, которые я не успел вовремя закрыть, когда жадные фотовспышки первого интервью ослепили меня.
За три года мытарств по землям славы и денег, мы размалевали все кафе, школы, здания муниципалитета и библиотек в соседних галактиках. Мы участвовали в каких-то невозможных акциях, спасая неизвестные не только мне, но и науке виды животных и людей. Сотворили декорации к пяти спектаклям, среди которых были «Ромео и Джульетта», «Трехгрошовая опера» и еще что-то, своей конфигурацией напоминавшее хоботы слонов и клубки змей из Кама Сутры – я предпочел деликатно отвернуться. Как и обещал Джерри, мы зачем-то устраивали инсталляции в парках, лесах и на автотрассах. Их смысл всегда ускользал от меня, отчего я чувствовал себя полнейшим идиотом, не в силах осознать, почему поляна перед Оксфордским университетом должна приобрести вид австралийской зебры. Все это было как-то связано с банковскими счетами, заказчиками и состоянием общественного мнения. Впрочем, когда я видел прелестную колонку цифр, предъявляемую мне служащим Мидленд-Банка, мне становилось все равно и… Нет, даже больше: я был очень благодарен Джереми за то, что он сам все придумывает и решает. Тем более что за это время мы все-таки успели создать шесть настоящих выставок – в просторных галереях, престижных залах, с дальнейшей экспозицией в Европе.
Довольно быстро стали обнаруживаться всякие досадные мелочи. Оказалось, запах денег столь сильно манит моего коллегу, что он начинает отчаянно, безобразно торопиться, и готов представить на общественный суд самый что ни на есть непропеченный товар. Он был скор, как болид, и пока я с вдумчивой медлительностью выверял свою quantum satis9 в цвете и пропорциях, мистер Джойс, гроза слабохарактерных дамочек, махал кистью так, что брызги во все стороны летели. Но – еще одно рекламное чудо! – его мазня воспринималась критиками как высокохудожественный замысел, если не сказать больше – умысел.
И каково же было мое возмущение, когда я таки пронюхал, что сей знаток человеческой психики ненавязчиво подбросил публике идею вечной борьбы противоположностей, воплощенной в наших стилистических приемах – и отныне на мой талант и старание и на его бездарность и нетерпение смотрели, как на неразлучные составляющие одного целого. Даже хуже: моя методичность и гармония на его взрывном фоне воспринимались как академичность рядом с импрессионизмом. Вот до чего дошло!
Чтобы не выглядеть старомодно, мне пришлось подыграть ему. И теперь, когда мы стояли рядом и наши тени сливались, все знали: так было задумано. Мы стали модными. Идея творческого взаимодействия противоположностей постепенно вышла за рамки лондонской художественной среды и заполонила собой все псевдо-культурное пространство. Пророчества Джереми сбывались: оказывается, даже столь мирную, хоть и отдающую гнильцой профессию, как художник, можно сделать шумной и узнаваемой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
По каббалистическим представлениям, изначально была создана одна душа, Первый Человек – Адам Ришон. В процессе развития она разбилась на 600 тысяч душ.
2
Диминуэндо (итал.) – музыкальный термин, обозначающий постепенное уменьшение силы звука.
3
Историческая отсылка к коронационным клятвам французских монархов, обещавших при вступлении на престол не уступать «ни пяди, ни цветка» в международных и государственных конфликтах.
4
Терра инкогнита (лат.) – неизвестная земля, неизведанная страна. На старинных географических картах так обозначались неисследованные части земной поверхности.
5
Лила (санскрит) – термин, в буквальном переводе означающий «игра», «времяпрепровождение». Важное философское понятие в индуизме.
6
Отсылка к знаменитому роману Германа Гессе «Игра в бисер». Язык игры в бисер – тонкая комбинация музыки и математики, а главные герои романа – представители ордена интеллектуалов.
7
Сассикайя – знаменитое итальянское вино, производящееся в Тоскане с 1968 года. В 1974 году шестилетнее Sassicaia неожиданно одержало победу над собранием элитных вин Франции на дегустации винного журнала «Декантер». С этого момента и началась его слава. Именно это вино заказал Джереми.
8
Вулкан (лат. Vulcanus) – бог огня и покровитель кузнечного ремесла в древнеримской мифологии. Сын Юпитера и Юноны.
